Тошкент вақти - 
Журнал Ҳаракат
№5 (44) 2003. Демократия дарси
Хикмат Хожизода -
Демократияга олиб борувчи узок йўл (давоми, рус.)
ДОЛГИЙ ПУТЬ К ДЕМОКРАТИИ
Продолжение
От редакции журнала «Харакат»: Хикмет Гаджизаде – один из основателей Народного Фронта Азербайджана. В период президентство ныне покойного Абулфайза Элчибея был послом своей страны в России. В середине 90-х годов, когда азербайджанская демократия вела борьу за выживание в условиях диктатуры Гейдара Алиева, часть народофронтцев ва главе с Иса Гамбаровым (председатель Милли Меджлиса Азербайлжана ва время президентства Элчибея) воссоздали партию «Мусават», разгромленного советским режимом в 1920 году, после падения независимого государства Азербайджан (1918-20 гг.). С этого времени Хикмет Гаджизаде в рядах «Мусавата». В 1994 году вместе с рядом демократов создал неправительственную организацию ФАР ЦЕНТР, изучающую политические и экономические процессы периода перехода к демократии. Отрывки из его книги «150.000 знаков о демократии», написанной в рамках реализованных ФАР ЦЕНТРом проектов, были опубликованы в нашем журнале еще в 1996 году, № 1(4).
Недавно Хикмет-бей закончил работу над новой книгой «Долгий путь к демократии». В ней прослеживается путь развития демократии со времен античности до сегодняшних дней. Так что, безусловно, книга будет полезной и для узбекских демократов. Исходя из этого убеждения мы решили публиковать в нашем журнале отрыки из этой книги.
Азербайджан и Узбекистан имют много общих черт: языки тюркские, релегия подовляющего большинтсьва населения – Ислам, бывшие колонии Росии, переживают мучительно трудный переход от тоталитарного строя в демократический, под гнетом агонизирующих постсоветских диктаторских режимов. Поэтому для узбекских демократов очеь важен и опыт азербайджанцев, ведущих борьбу за демократизацию общества. Очень важны связи между неправительственнами организациями двух стран. Для тех, кто хотел бы поближе ознакомиться с деятельностью ФАР ЦЕНТРА и установить с ним связи предлагаем его адрес:
FAR CENTRE, Music School, 4 floor, R.Behbudov Str.3, Baku, 370 000 Azerbaijan,
Phone: (99412) 930951; (99412) 930964; Fax: (99412) 93-14-38; E-mail: FAR@monitor.baku.az
* * * * *
Фридрих Ницше
Девятнадцатый век принес немало испытаний как идее личных прав человека, так и идее равенства. Кровавые события Французской революции, “тирания большинства” в демократических странах, вмешательств общества в личную жизнь индивида, описываемая Констаном и Миллем, вызвала волну протестов среди интеллектуалов конца 19 и начала 20 веков. Творческие личности заговорили об извечном противоречии между личной свободой и гражданским равенством.
Многие интеллектуалы восстали против конформизма и торгашеского духа, которых несли в себе демократия и капитализм. Общество, котором царил удушающий порядок подавляло художника морально, но более ужасным представлялось ему то, что и материально теперь художник стал зависеть от посредственных вкусов толпы. Искусство стало “принадлежать народу”. Если в прежние времена художник материально зависел от просвещенного аристократа, то в условиях рынка вкусы и цены на его труды диктовал новый покупатель — не столь уж утонченный средний гражданин капиталистического общества. Не желая подстраиваться под буржуазные вкусы, интеллектуалы предлагали отказаться от равенства, которые подавляли творческую личность в пользу права “сверх человека”, как называл творческую личность немецкий философ Ницше.
Фридрих Ницше (1844-1900) был одним из лидеров этого романтического восстания.
Ницше родился в семье протестантского священника и самого детства, наблюдая за жизнью в религиозной среде, проникся глубоким отвращением как к религии, так и к моральным устоям буржуазного общества. В своих трудах Ницше старается раскрыть истинные мотивы поведения современного человека запрятанные вглубь западной культурой. Он называл западную культуру культурой самообмана.
Человеком движет воля к власти и стремление изменить мир в соответствии со своими желаниями, - считал Ницще. Равенство плодит посредственность. Христианская мораль, отождествляющая добродетель со смирением и раболепием есть главное препятствие на пути к самореализации человека. Бог умер, - утверждал Ницше, - наступила новая эра свободного человеческого творчества и достижений.
Творчество Ницше оказало огромное влияние на западную интеллектуальную мысль 20 века. Несмотря на то, что сам Ницше страстно ненавидел национализм, антисемитизм, государственную политику силы, его идеи о “сверх человеке” были в извращенной форме подняты на флаг фашистами, социалистическими террористами и всеми теми, кто считал себя “сверх людьми”. Таковыми они называли людей, которые должны быть избавлены от моральных обязательств перед человеком и обществом во имя достижения высокой цели.
ФРИДРИХ НИЦШЕ
По ту сторону добра и зла (1886)
…Мы видим в демократическом движении не только форму упадка политической организации, но и форму упадка… человека, как низведение его на степень посредственности и понижение его ценности.
…В истории общества бывают моменты болезненного размягчения и изнеженности, когда оно само заступается за своего обидчика, преступника, и делает это вполне серьезно и честно. Наказывать кажется ему в некоторых случаях несправедливым — можно сказать с уверенностью, что сами представления о «наказании» и «обязанности наказывать» причиняют ему нравственную боль, возбуждают в нем страх, «Разве не достаточно сделать его неопасным. Зачем еще наказывать? Наказание само страшно!» - этим вопросом стадная мораль, мораль трусости, делает свой последний вывод. Если можно было бы вообще уничтожить опасность, уничтожить причину боязни, то вместе с тем была бы уничтожена и эта мораль: она стала бы уже ненужной, она сама считала бы себя уже ненужной! - Кто исследует совесть нынешнего европейца, тот найдет в тысяче моральных изгибов и тайников одинаковый императив, императив стадной трусости: «мы хотим, чтобы когда-нибудь настало время, когда будет нечего больше бояться!» Стремление и путь к этому «когда-нибудь» называется нынче в Европе «прогрессом»…
Повторим же то, что мы говорили уже сто раз: ибо такие истины - наши истины - слушаются нынче неохотно. Нам уже достаточно известно, как это обидно звучит, когда кто-нибудь без всяких прикрас и уподоблений прямо причисляет человека к животным; и нам уж, конечно, будет почти что поставлено в вину то обстоятельство, что именно по отношению к людям «современных идей» мы постоянно употребляем выражения «стадо», «стадный инстинкт» и тому подобные. Но что же делать! Мы не можем поступать иначе, потому что как раз в этом и состоит наш новый взгляд. Мы нашли, что во всех главных моральных суждениях Европа и те страны, где господствует европейское влияние, достигли полного согласия: в Европе очевидно знают то, что казалось неизвестным Сократу и чему некогда обещал научить знаменитый древний Змий, — в Европе «знают» нынче, что значит добро и зло. И как бы резко и неприятно для слуха это ни звучало, мы все же повторяем: то, что в данном случае мнит себя знающим, что само себя прославляет своей похвалой и порицанием, само себя называет добрым, есть инстинкт стадного животного человека…
Мораль в Европе есть нынче мораль стадных животных, это, стало быть, на наш взгляд, только один вид человеческой морали, кроме которого, до которого и после которого возможны или должны быть возможны многие другие, прежде всего высшие, морали. Но эта мораль защищается всеми силами против такой «возможности», против такого «должны быть»; непреклонная и упорная, она твердит: «я - сама мораль, и ничто, кроме меня, не есть мораль!»... - С помощью религии, которая всегда была к услугам возвышеннейших стадных вожделений и льстила им, дело дошло даже до того, что и в политических, и в общественных установлениях мы видим все более явное выражение этой морали: демократическое движение наследует христианскому. Что, однако, темп его еще слишком медленен и снотворен для более нетерпеливых, для больных и страждущих выразителей названного инстинкта, это видно из того, как все неистовее воют и все откровеннее скалят зубы анархистские псы, которые слоняются теперь по подворотням европейской культуры; мнимым образом противоположные миролюбивым и работящим демократам и идеологам революции, а еще более - тупоумным философастерам и фанатикам братства, которые называют себя социалистами и хотят «свободного общества», в действительности они, однако, сходятся с ними в глубокой и инстинктивной враждебности ко всякой иной форме общества, кроме автономного стада (доходя в этой враждебности до отрицания самых понятий «господин» и «раб»; ni dieu ni maitre, гласит одна социалистическая формула). Они сходятся с ними в упорном сопротивлении всякому исключительному притязанию, всякому исключительному праву и преимуществу (что в конце концов означает всякому праву: ибо тогда, когда все равны, никому уже не нужны «права»). Они сходятся в недоверии к карающему правосудию (как будто оно есть насилие над слабейшим, несправедливость по отношению к необходимому продукту всего прежнего общества);.. они сходятся в вере в мораль общего сострадания, как будто она есть мораль сама-по-себе, как вершина, как достигнутая вершина человека, как единственная надежда будущего, утешительное средство для современников, великое отпущение всей исконной вины...
Мы же, люди иной веры, - мы, которые видим в демократическом движении не только форму упадка политической организации, но и форму упадка, именно, форму измельчания человека, как низведение его на степень посредственности и понижение его ценности, - на что должны мы возложить свои надежды? - На новых философов - выбора нет; на людей, обладающих достаточно сильным и самобытным умом для того чтобы положить начало противоположной оценке вещей и переоценить, перевернуть «вечные ценности»; на предтеч новой эры, на людей будущего, закрепляющих в настоящем тот аркан который влечет волю тысячелетий на новые пути. Чтобы учить человека смотреть на будущность человека как на свою волю как на нечто зависящее от человеческой воли, чтобы подготовить великие отважные коллективные опыты в деле воспитания и дисциплинирования с целью положить этим конец тому ужасающему господству неразумия и случайности, которое до сих пор называлось историей, - неразумие «большинства» есть только его последняя форма…
* * * * *
Макс Вебер
Вопрос о том, почему одни цивилизации развиваются успешно, другие пребывают в застое, а третьи вовсе исчезли с лица земли, издревле занимает умы человечества, являясь так же и главной проблемой современных общественных наук.
Почему капитализм и демократия прижились в одних странах и терпят поражение в других? Есть ли что-то особенное в человеке западного демократического общества, и чем он отличается представителя других культур? Достаточно ли нам позаимствовать у запада парламент, конституцию, законом ввести частную собственность и рыночные отношения, чтобы страна встала на путь успешного развития?
Нет, - отвечал на этот вопрос в начале ХХ века выдающийся немецкий философ и социолог Макс Вебер (1864—1920). Для успешного развития капитализма и демократии, — считал Вебер, — человек должен обладать особенной культурой — рациональным и критическим отношением к жизни, а так же капиталистической этикой труда, сформированной вероучением и религиозной практикой протестантизма.
Капиталистические отношения, не выдуманы на Западе, они присущи всем цивилизациям, однако существенное отличие протестантского капитализма, - утверждал Вебер, - заключается в особом мотиве труда. Если в других культурах “человек работает, для того чтобы жить, то протестанты живут для того, чтобы работать”. Ибо согласно кальвинистскому (течение в протестантизме) вероучению, богу угодны не бесконечные молитвы, а только успешный, труд, который прославит имя господа. И если труд человека успешен - приносит богатство, то он может надеяться на то, что Бог избрал именно его для вечной жизни в раю. Спустя столетия после распространения протестантизма религиозный мотив трудовой этики был почти забыт. Однако то особое отношение к труду, как к призванию, - утверждает Вебер, - прочно вошло в психологию Западного человека.
Теория Вебера о связи успешного капитализма и стабильной демократии с протестантской этикой не раз подвергалась критике. Оппоненты Вебера указывали на то, в 19 и 20 веках в мире появились такие успешно развивающиеся капиталистически страны как католическая Франция, Италия и Испания или, в конце 20 века, совершенно чуждые христианской традиции страны Тихоокеанского региона и мусульманская Турция.
Сам Вебер и сторонники его идеи отвечали на это, что развившимся непротестантским странам, вероятно, удалось найти в своей культуре ранее скрытые ресурсы, которые позволили им сформировать трудовую этику подобную протестантской.
Теория Вебера бросала вызов философской школе к которой примыкал и Маркс. Материальное бытие определяет сознание, - утверждал Маркс. Вебер же доказывал прямо противоположное - идея протестантизма определила материальное развитие западных стран.
Если даже согласиться с Вебером в том, что религиозная реформация предопределила развитие протестантских стран, то все равно, главный секрет проблемы развития остается неразгаданным. Ведь неясно почему именно германоязычные народы северной Европы первые, (еще в 16 веке) произвели реформацию? Почему эту реформацию отвергли народы Южной и Восточной Европы? Почему католики произвели либеральную реформу своей религии лишь в середине 20 века. И почему православные христиане и мусульмане до сих пор так и не смогли провести реформацию своей религии?
Как бы там не было, по общему мнению работа Вебера “Протестантская этика и дух капитализма” является незаменимым источником для того, чтобы понять мотивы поведения Западного человека и особенности Западного общества.
МАКС ВЕБЕР
ПРОТЕСТАНТСКАЯ ЭТИКА И ДУХ КАПИТАЛИЗМА
Высшее благо этой этики прежде всего в наживе, во все большей наживе при полном отказе от наслаждения, даруемого деньгами.
ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
1. ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ И СОЦИАЛЬНОЕ РАССЛОЕНИЕ
При ознакомлении с профессиональной статистикой любой страны со смешанным вероисповедным составом населения неизменно обращает на себя внимание' одно явление, неоднократно обсуждавшееся в католической печати и литературе и на католических съездах Германии. Мы имеем в виду несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей, а равно среди высших квалифицированных слоев рабочих, и прежде всего среди высшего технического и коммерческого персонала современных предприятий. Это находит свое отражение в статистических данных не только там, где различие вероисповеданий совпадает с национальными различиями и тем самым с различием в уровне культурного развития, как, например, в восточной Германии с ее немецким и польским составом населения (в конце 19 века — ред.), но почти повсеместно, где капитализм в пору своего расцвета мог беспрепятственно совершать необходимые ему социальные и профессиональные преобразования; и чем интенсивнее шел этот процесс, тем отчетливее конфессиональная статистика отражает упомянутое явление.
Правда, относительное преобладание протестантов среди владельцев капитала руководителей крупных торгово-промышленных предприятий и квалифицированных рабочих, тот факт, что процент протестантов в этих кругах превышает их процентное отношение к населению в целом, отчасти объясняются историческими причинами, уходящими в далекое прошлое… Выполнение определенных экономических функций предполагает либо обладание капиталом, либо наличие дорогостоящего образования, а большей частью то и другое; в настоящее время эти функции связаны с наследственным богатством или, во всяком случае, с известным достатком. В XVI в. многие богатейшие области империи, наиболее развитые экономически в силу благоприятных естественных условий и близости торговых путей, в частности большинство богатых городов, приняли протестантскую веру; последствия этого факта ощущаются вплоть до настоящего времени и способствуют успехам протестантов в их борьбе за существование и экономическое процветание. Но тут возникает следующий вопрос исторического характера: в чем причина этой столь сильной предрасположенности экономически наиболее развитых областей к церковной революции? Ответить на него совсем не так просто, как может показаться на первый взгляд. Конечно, разрыв с экономическим традиционализмом должен был в значительной степени усилить склонность к сомнению в незыблемости религиозных традиций, к восстанию против традиционных авторитетов вообще. Но не следует упускать из виду и то, о чем теперь часто забывают: что Реформация означала не полное устранение господства церкви в повседневной жизни, а лишь замену прежней формы господства иной, причем замену господства необременительного, практически в те времена малоощутимого, подчас едва ли не чисто формального, в высшей степени тягостной и жесткой регламентацией всего поведения, глубоко проникающей во все сферы частной и общественной жизни. С господством католической церкви, «карающей еретиков, но милующей грешников» (прежде еще в большей степени, чем теперь), мирятся в наши дни народы, обладающие вполне современным экономическим строем, мирились .. с ним и самые богатые, экономически наиболее развитые страны на рубеже XV и XVI вв. Господство же кальвинизма, в той степени, в какой оно существовало в XVI в. в Женеве и Шотландии, в конце XVI и в начале XVII в. в большей части Нидерландов, в XVII в. в Новой Англии, а порой и в самой Англии, ощущалось бы нами теперь как самая невыносимая форма церковного контроля над личностью…
Чем же объясняется то, что именно экономически наиболее развитые страны того времени, а в этих странах (как мы увидим из дальнейшего изложения) именно носители экономического подъема - «буржуазные» средние классы, не только мирились с дотоле им неведомой пуританской тиранией, но и защищали ее с таким героизмом, который до того буржуазные классы как таковые проявляли редко, а впоследствии не обнаруживали больше никогда? Это было «the last of our heroism» (Последней вспышкой нашего героизма {англ.)), по справедливому определению Карлейля.
Далее, и это самое главное: … тот факт, что среди абитуриентов-католиков процент окончивших учебные заведения, которые готовят к технической и торгово-промышленной деятельности, вообще к буржуазному предпринимательству (реальные гимназии, реальные училища, гражданские училища повышенного типа. и т.п.), также значительно ниже, чем среди протестантов - католики явно предпочитают гуманитарную подготовку классических гимназий, - этот факт никак нельзя объяснить вышеназванной причиной; более того, он сам должен быть использован для объяснения незначительного участия католиков в капиталистическом предпринимательстве. Еще более показательно другое наблюдение, свидетельствующее, что среди квалифицированных рабочих современной крупной промышленности мало католиков…
В этих случаях, несомненно, налицо следующее причинное соотношение: своеобразный склад психики, привитый воспитанием, в частности тем направлением воспитания, которое было обусловлено религиозной атмосферой родины и семьи, определяет выбор профессии и дальнейшее направление профессиональной деятельности…
Нам надлежит прежде всего выяснить, какие элементы этого своеобразия названных вероисповеданий действовали, а отчасти и продолжают действовать в указанном выше направлении…
…Английских, голландских и американских пуритан характеризовало как раз обратное, то есть отрицание «радостей жизни», и, как мы увидим из дальнейшего, именно эта их чёрта наиболее важна для нашего исследования. Так, французский протестантизм очень долго сохранял (и в какой-то степени сохранил вплоть до наших дней) характер кальвинистских церквей... И тем не менее - или, как мы поставим вопрос в дальнейшем, быть может, именно поэтому - он, как известно, был одним из главных носителей промышленного и капиталистического развития Франции и в той мере, в какой это было возможно, несмотря на претерпеваемые им гонения, остался таковым. Если серьезность и подчинение всего жизненного уклада религиозным интересам называть «отчуждением от мира», тогда надо признать, что французские кальвинисты были и остаются по крайней мере столь же отчужденными от мира, как, например, католики Северной Германии, для которых их вера, бесспорно, имеет такое первостепенное значение, как ни для одного народа мира. Те и другие в равной степени отличаются от господствующих религиозных партий: как от французских католиков, полных радости жизни в своих низших слоях и прямо враждебных религии в высших, так и от немецких протестантов, растворивших свою веру в мирском предпринимательстве и, как правило, преисполненных религиозного индиф-ферентизма…
Необходимо принять во внимание ряд бросающихся в глаза обстоятельств, которые наводят на мысль, не следует ли перевернуть соотношение между неприятием мира, аскезой и церковной набожностью, с одной стороны, и участием в капиталистическом предпринимательстве - с другой, не следует ли рассматривать данные явления не как противоположные, а как связанные внутренним родством…
В частности, подобная комбинация всегда обнаруживается в кальвинизме, где бы он ни возникал. Хотя в эпоху Реформации кальвинизм (подобно другим протестантским вероисповеданиям) ни в одной стране не был связан с каким-нибудь определенным классом, тем не менее можно считать характерным и в известной мере «типичным», что среди прозелитов французских гугенотских церквей, например, преобладали монахи и представители торгово-промышленных кругов (купцы, ремесленники), причем это положение сохранилось и .в период преследований гугенотов. Уже испанцам было известно, что «ересь» (то есть нидерландский кальвинизм) способствует «развитию торгового духа»…
Уже те немногие, которые были здесь приведены, с полной очевидностью свидетельствуют об одном и том же: «дух трудовой деятельности», «прогресса» и пр., пробуждение которого обычно приписывают протестантизму, не следует понимать как . «.радость жизни» и вообще придавать этому понятию «просветительский» смысл, как это обычно делают в наши дни. Протестантизм Лютера, Кальвина, Нокса и Фоэта был весьма далек от того, что теперь именуют «прогрессом».
(Продолжение следует)
Продолжение
От редакции журнала «Харакат»: Хикмет Гаджизаде – один из основателей Народного Фронта Азербайджана. В период президентство ныне покойного Абулфайза Элчибея был послом своей страны в России. В середине 90-х годов, когда азербайджанская демократия вела борьу за выживание в условиях диктатуры Гейдара Алиева, часть народофронтцев ва главе с Иса Гамбаровым (председатель Милли Меджлиса Азербайлжана ва время президентства Элчибея) воссоздали партию «Мусават», разгромленного советским режимом в 1920 году, после падения независимого государства Азербайджан (1918-20 гг.). С этого времени Хикмет Гаджизаде в рядах «Мусавата». В 1994 году вместе с рядом демократов создал неправительственную организацию ФАР ЦЕНТР, изучающую политические и экономические процессы периода перехода к демократии. Отрывки из его книги «150.000 знаков о демократии», написанной в рамках реализованных ФАР ЦЕНТРом проектов, были опубликованы в нашем журнале еще в 1996 году, № 1(4).
Недавно Хикмет-бей закончил работу над новой книгой «Долгий путь к демократии». В ней прослеживается путь развития демократии со времен античности до сегодняшних дней. Так что, безусловно, книга будет полезной и для узбекских демократов. Исходя из этого убеждения мы решили публиковать в нашем журнале отрыки из этой книги.
Азербайджан и Узбекистан имют много общих черт: языки тюркские, релегия подовляющего большинтсьва населения – Ислам, бывшие колонии Росии, переживают мучительно трудный переход от тоталитарного строя в демократический, под гнетом агонизирующих постсоветских диктаторских режимов. Поэтому для узбекских демократов очеь важен и опыт азербайджанцев, ведущих борьбу за демократизацию общества. Очень важны связи между неправительственнами организациями двух стран. Для тех, кто хотел бы поближе ознакомиться с деятельностью ФАР ЦЕНТРА и установить с ним связи предлагаем его адрес:
FAR CENTRE, Music School, 4 floor, R.Behbudov Str.3, Baku, 370 000 Azerbaijan,
Phone: (99412) 930951; (99412) 930964; Fax: (99412) 93-14-38; E-mail: FAR@monitor.baku.az
* * * * *
Фридрих Ницше
Девятнадцатый век принес немало испытаний как идее личных прав человека, так и идее равенства. Кровавые события Французской революции, “тирания большинства” в демократических странах, вмешательств общества в личную жизнь индивида, описываемая Констаном и Миллем, вызвала волну протестов среди интеллектуалов конца 19 и начала 20 веков. Творческие личности заговорили об извечном противоречии между личной свободой и гражданским равенством.
Многие интеллектуалы восстали против конформизма и торгашеского духа, которых несли в себе демократия и капитализм. Общество, котором царил удушающий порядок подавляло художника морально, но более ужасным представлялось ему то, что и материально теперь художник стал зависеть от посредственных вкусов толпы. Искусство стало “принадлежать народу”. Если в прежние времена художник материально зависел от просвещенного аристократа, то в условиях рынка вкусы и цены на его труды диктовал новый покупатель — не столь уж утонченный средний гражданин капиталистического общества. Не желая подстраиваться под буржуазные вкусы, интеллектуалы предлагали отказаться от равенства, которые подавляли творческую личность в пользу права “сверх человека”, как называл творческую личность немецкий философ Ницше.
Фридрих Ницше (1844-1900) был одним из лидеров этого романтического восстания.
Ницше родился в семье протестантского священника и самого детства, наблюдая за жизнью в религиозной среде, проникся глубоким отвращением как к религии, так и к моральным устоям буржуазного общества. В своих трудах Ницше старается раскрыть истинные мотивы поведения современного человека запрятанные вглубь западной культурой. Он называл западную культуру культурой самообмана.
Человеком движет воля к власти и стремление изменить мир в соответствии со своими желаниями, - считал Ницще. Равенство плодит посредственность. Христианская мораль, отождествляющая добродетель со смирением и раболепием есть главное препятствие на пути к самореализации человека. Бог умер, - утверждал Ницше, - наступила новая эра свободного человеческого творчества и достижений.
Творчество Ницше оказало огромное влияние на западную интеллектуальную мысль 20 века. Несмотря на то, что сам Ницше страстно ненавидел национализм, антисемитизм, государственную политику силы, его идеи о “сверх человеке” были в извращенной форме подняты на флаг фашистами, социалистическими террористами и всеми теми, кто считал себя “сверх людьми”. Таковыми они называли людей, которые должны быть избавлены от моральных обязательств перед человеком и обществом во имя достижения высокой цели.
ФРИДРИХ НИЦШЕ
По ту сторону добра и зла (1886)
…Мы видим в демократическом движении не только форму упадка политической организации, но и форму упадка… человека, как низведение его на степень посредственности и понижение его ценности.
…В истории общества бывают моменты болезненного размягчения и изнеженности, когда оно само заступается за своего обидчика, преступника, и делает это вполне серьезно и честно. Наказывать кажется ему в некоторых случаях несправедливым — можно сказать с уверенностью, что сами представления о «наказании» и «обязанности наказывать» причиняют ему нравственную боль, возбуждают в нем страх, «Разве не достаточно сделать его неопасным. Зачем еще наказывать? Наказание само страшно!» - этим вопросом стадная мораль, мораль трусости, делает свой последний вывод. Если можно было бы вообще уничтожить опасность, уничтожить причину боязни, то вместе с тем была бы уничтожена и эта мораль: она стала бы уже ненужной, она сама считала бы себя уже ненужной! - Кто исследует совесть нынешнего европейца, тот найдет в тысяче моральных изгибов и тайников одинаковый императив, императив стадной трусости: «мы хотим, чтобы когда-нибудь настало время, когда будет нечего больше бояться!» Стремление и путь к этому «когда-нибудь» называется нынче в Европе «прогрессом»…
Повторим же то, что мы говорили уже сто раз: ибо такие истины - наши истины - слушаются нынче неохотно. Нам уже достаточно известно, как это обидно звучит, когда кто-нибудь без всяких прикрас и уподоблений прямо причисляет человека к животным; и нам уж, конечно, будет почти что поставлено в вину то обстоятельство, что именно по отношению к людям «современных идей» мы постоянно употребляем выражения «стадо», «стадный инстинкт» и тому подобные. Но что же делать! Мы не можем поступать иначе, потому что как раз в этом и состоит наш новый взгляд. Мы нашли, что во всех главных моральных суждениях Европа и те страны, где господствует европейское влияние, достигли полного согласия: в Европе очевидно знают то, что казалось неизвестным Сократу и чему некогда обещал научить знаменитый древний Змий, — в Европе «знают» нынче, что значит добро и зло. И как бы резко и неприятно для слуха это ни звучало, мы все же повторяем: то, что в данном случае мнит себя знающим, что само себя прославляет своей похвалой и порицанием, само себя называет добрым, есть инстинкт стадного животного человека…
Мораль в Европе есть нынче мораль стадных животных, это, стало быть, на наш взгляд, только один вид человеческой морали, кроме которого, до которого и после которого возможны или должны быть возможны многие другие, прежде всего высшие, морали. Но эта мораль защищается всеми силами против такой «возможности», против такого «должны быть»; непреклонная и упорная, она твердит: «я - сама мораль, и ничто, кроме меня, не есть мораль!»... - С помощью религии, которая всегда была к услугам возвышеннейших стадных вожделений и льстила им, дело дошло даже до того, что и в политических, и в общественных установлениях мы видим все более явное выражение этой морали: демократическое движение наследует христианскому. Что, однако, темп его еще слишком медленен и снотворен для более нетерпеливых, для больных и страждущих выразителей названного инстинкта, это видно из того, как все неистовее воют и все откровеннее скалят зубы анархистские псы, которые слоняются теперь по подворотням европейской культуры; мнимым образом противоположные миролюбивым и работящим демократам и идеологам революции, а еще более - тупоумным философастерам и фанатикам братства, которые называют себя социалистами и хотят «свободного общества», в действительности они, однако, сходятся с ними в глубокой и инстинктивной враждебности ко всякой иной форме общества, кроме автономного стада (доходя в этой враждебности до отрицания самых понятий «господин» и «раб»; ni dieu ni maitre, гласит одна социалистическая формула). Они сходятся с ними в упорном сопротивлении всякому исключительному притязанию, всякому исключительному праву и преимуществу (что в конце концов означает всякому праву: ибо тогда, когда все равны, никому уже не нужны «права»). Они сходятся в недоверии к карающему правосудию (как будто оно есть насилие над слабейшим, несправедливость по отношению к необходимому продукту всего прежнего общества);.. они сходятся в вере в мораль общего сострадания, как будто она есть мораль сама-по-себе, как вершина, как достигнутая вершина человека, как единственная надежда будущего, утешительное средство для современников, великое отпущение всей исконной вины...
Мы же, люди иной веры, - мы, которые видим в демократическом движении не только форму упадка политической организации, но и форму упадка, именно, форму измельчания человека, как низведение его на степень посредственности и понижение его ценности, - на что должны мы возложить свои надежды? - На новых философов - выбора нет; на людей, обладающих достаточно сильным и самобытным умом для того чтобы положить начало противоположной оценке вещей и переоценить, перевернуть «вечные ценности»; на предтеч новой эры, на людей будущего, закрепляющих в настоящем тот аркан который влечет волю тысячелетий на новые пути. Чтобы учить человека смотреть на будущность человека как на свою волю как на нечто зависящее от человеческой воли, чтобы подготовить великие отважные коллективные опыты в деле воспитания и дисциплинирования с целью положить этим конец тому ужасающему господству неразумия и случайности, которое до сих пор называлось историей, - неразумие «большинства» есть только его последняя форма…
* * * * *
Макс Вебер
Вопрос о том, почему одни цивилизации развиваются успешно, другие пребывают в застое, а третьи вовсе исчезли с лица земли, издревле занимает умы человечества, являясь так же и главной проблемой современных общественных наук.
Почему капитализм и демократия прижились в одних странах и терпят поражение в других? Есть ли что-то особенное в человеке западного демократического общества, и чем он отличается представителя других культур? Достаточно ли нам позаимствовать у запада парламент, конституцию, законом ввести частную собственность и рыночные отношения, чтобы страна встала на путь успешного развития?
Нет, - отвечал на этот вопрос в начале ХХ века выдающийся немецкий философ и социолог Макс Вебер (1864—1920). Для успешного развития капитализма и демократии, — считал Вебер, — человек должен обладать особенной культурой — рациональным и критическим отношением к жизни, а так же капиталистической этикой труда, сформированной вероучением и религиозной практикой протестантизма.
Капиталистические отношения, не выдуманы на Западе, они присущи всем цивилизациям, однако существенное отличие протестантского капитализма, - утверждал Вебер, - заключается в особом мотиве труда. Если в других культурах “человек работает, для того чтобы жить, то протестанты живут для того, чтобы работать”. Ибо согласно кальвинистскому (течение в протестантизме) вероучению, богу угодны не бесконечные молитвы, а только успешный, труд, который прославит имя господа. И если труд человека успешен - приносит богатство, то он может надеяться на то, что Бог избрал именно его для вечной жизни в раю. Спустя столетия после распространения протестантизма религиозный мотив трудовой этики был почти забыт. Однако то особое отношение к труду, как к призванию, - утверждает Вебер, - прочно вошло в психологию Западного человека.
Теория Вебера о связи успешного капитализма и стабильной демократии с протестантской этикой не раз подвергалась критике. Оппоненты Вебера указывали на то, в 19 и 20 веках в мире появились такие успешно развивающиеся капиталистически страны как католическая Франция, Италия и Испания или, в конце 20 века, совершенно чуждые христианской традиции страны Тихоокеанского региона и мусульманская Турция.
Сам Вебер и сторонники его идеи отвечали на это, что развившимся непротестантским странам, вероятно, удалось найти в своей культуре ранее скрытые ресурсы, которые позволили им сформировать трудовую этику подобную протестантской.
Теория Вебера бросала вызов философской школе к которой примыкал и Маркс. Материальное бытие определяет сознание, - утверждал Маркс. Вебер же доказывал прямо противоположное - идея протестантизма определила материальное развитие западных стран.
Если даже согласиться с Вебером в том, что религиозная реформация предопределила развитие протестантских стран, то все равно, главный секрет проблемы развития остается неразгаданным. Ведь неясно почему именно германоязычные народы северной Европы первые, (еще в 16 веке) произвели реформацию? Почему эту реформацию отвергли народы Южной и Восточной Европы? Почему католики произвели либеральную реформу своей религии лишь в середине 20 века. И почему православные христиане и мусульмане до сих пор так и не смогли провести реформацию своей религии?
Как бы там не было, по общему мнению работа Вебера “Протестантская этика и дух капитализма” является незаменимым источником для того, чтобы понять мотивы поведения Западного человека и особенности Западного общества.
МАКС ВЕБЕР
ПРОТЕСТАНТСКАЯ ЭТИКА И ДУХ КАПИТАЛИЗМА
Высшее благо этой этики прежде всего в наживе, во все большей наживе при полном отказе от наслаждения, даруемого деньгами.
ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
1. ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ И СОЦИАЛЬНОЕ РАССЛОЕНИЕ
При ознакомлении с профессиональной статистикой любой страны со смешанным вероисповедным составом населения неизменно обращает на себя внимание' одно явление, неоднократно обсуждавшееся в католической печати и литературе и на католических съездах Германии. Мы имеем в виду несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей, а равно среди высших квалифицированных слоев рабочих, и прежде всего среди высшего технического и коммерческого персонала современных предприятий. Это находит свое отражение в статистических данных не только там, где различие вероисповеданий совпадает с национальными различиями и тем самым с различием в уровне культурного развития, как, например, в восточной Германии с ее немецким и польским составом населения (в конце 19 века — ред.), но почти повсеместно, где капитализм в пору своего расцвета мог беспрепятственно совершать необходимые ему социальные и профессиональные преобразования; и чем интенсивнее шел этот процесс, тем отчетливее конфессиональная статистика отражает упомянутое явление.
Правда, относительное преобладание протестантов среди владельцев капитала руководителей крупных торгово-промышленных предприятий и квалифицированных рабочих, тот факт, что процент протестантов в этих кругах превышает их процентное отношение к населению в целом, отчасти объясняются историческими причинами, уходящими в далекое прошлое… Выполнение определенных экономических функций предполагает либо обладание капиталом, либо наличие дорогостоящего образования, а большей частью то и другое; в настоящее время эти функции связаны с наследственным богатством или, во всяком случае, с известным достатком. В XVI в. многие богатейшие области империи, наиболее развитые экономически в силу благоприятных естественных условий и близости торговых путей, в частности большинство богатых городов, приняли протестантскую веру; последствия этого факта ощущаются вплоть до настоящего времени и способствуют успехам протестантов в их борьбе за существование и экономическое процветание. Но тут возникает следующий вопрос исторического характера: в чем причина этой столь сильной предрасположенности экономически наиболее развитых областей к церковной революции? Ответить на него совсем не так просто, как может показаться на первый взгляд. Конечно, разрыв с экономическим традиционализмом должен был в значительной степени усилить склонность к сомнению в незыблемости религиозных традиций, к восстанию против традиционных авторитетов вообще. Но не следует упускать из виду и то, о чем теперь часто забывают: что Реформация означала не полное устранение господства церкви в повседневной жизни, а лишь замену прежней формы господства иной, причем замену господства необременительного, практически в те времена малоощутимого, подчас едва ли не чисто формального, в высшей степени тягостной и жесткой регламентацией всего поведения, глубоко проникающей во все сферы частной и общественной жизни. С господством католической церкви, «карающей еретиков, но милующей грешников» (прежде еще в большей степени, чем теперь), мирятся в наши дни народы, обладающие вполне современным экономическим строем, мирились .. с ним и самые богатые, экономически наиболее развитые страны на рубеже XV и XVI вв. Господство же кальвинизма, в той степени, в какой оно существовало в XVI в. в Женеве и Шотландии, в конце XVI и в начале XVII в. в большей части Нидерландов, в XVII в. в Новой Англии, а порой и в самой Англии, ощущалось бы нами теперь как самая невыносимая форма церковного контроля над личностью…
Чем же объясняется то, что именно экономически наиболее развитые страны того времени, а в этих странах (как мы увидим из дальнейшего изложения) именно носители экономического подъема - «буржуазные» средние классы, не только мирились с дотоле им неведомой пуританской тиранией, но и защищали ее с таким героизмом, который до того буржуазные классы как таковые проявляли редко, а впоследствии не обнаруживали больше никогда? Это было «the last of our heroism» (Последней вспышкой нашего героизма {англ.)), по справедливому определению Карлейля.
Далее, и это самое главное: … тот факт, что среди абитуриентов-католиков процент окончивших учебные заведения, которые готовят к технической и торгово-промышленной деятельности, вообще к буржуазному предпринимательству (реальные гимназии, реальные училища, гражданские училища повышенного типа. и т.п.), также значительно ниже, чем среди протестантов - католики явно предпочитают гуманитарную подготовку классических гимназий, - этот факт никак нельзя объяснить вышеназванной причиной; более того, он сам должен быть использован для объяснения незначительного участия католиков в капиталистическом предпринимательстве. Еще более показательно другое наблюдение, свидетельствующее, что среди квалифицированных рабочих современной крупной промышленности мало католиков…
В этих случаях, несомненно, налицо следующее причинное соотношение: своеобразный склад психики, привитый воспитанием, в частности тем направлением воспитания, которое было обусловлено религиозной атмосферой родины и семьи, определяет выбор профессии и дальнейшее направление профессиональной деятельности…
Нам надлежит прежде всего выяснить, какие элементы этого своеобразия названных вероисповеданий действовали, а отчасти и продолжают действовать в указанном выше направлении…
…Английских, голландских и американских пуритан характеризовало как раз обратное, то есть отрицание «радостей жизни», и, как мы увидим из дальнейшего, именно эта их чёрта наиболее важна для нашего исследования. Так, французский протестантизм очень долго сохранял (и в какой-то степени сохранил вплоть до наших дней) характер кальвинистских церквей... И тем не менее - или, как мы поставим вопрос в дальнейшем, быть может, именно поэтому - он, как известно, был одним из главных носителей промышленного и капиталистического развития Франции и в той мере, в какой это было возможно, несмотря на претерпеваемые им гонения, остался таковым. Если серьезность и подчинение всего жизненного уклада религиозным интересам называть «отчуждением от мира», тогда надо признать, что французские кальвинисты были и остаются по крайней мере столь же отчужденными от мира, как, например, католики Северной Германии, для которых их вера, бесспорно, имеет такое первостепенное значение, как ни для одного народа мира. Те и другие в равной степени отличаются от господствующих религиозных партий: как от французских католиков, полных радости жизни в своих низших слоях и прямо враждебных религии в высших, так и от немецких протестантов, растворивших свою веру в мирском предпринимательстве и, как правило, преисполненных религиозного индиф-ферентизма…
Необходимо принять во внимание ряд бросающихся в глаза обстоятельств, которые наводят на мысль, не следует ли перевернуть соотношение между неприятием мира, аскезой и церковной набожностью, с одной стороны, и участием в капиталистическом предпринимательстве - с другой, не следует ли рассматривать данные явления не как противоположные, а как связанные внутренним родством…
В частности, подобная комбинация всегда обнаруживается в кальвинизме, где бы он ни возникал. Хотя в эпоху Реформации кальвинизм (подобно другим протестантским вероисповеданиям) ни в одной стране не был связан с каким-нибудь определенным классом, тем не менее можно считать характерным и в известной мере «типичным», что среди прозелитов французских гугенотских церквей, например, преобладали монахи и представители торгово-промышленных кругов (купцы, ремесленники), причем это положение сохранилось и .в период преследований гугенотов. Уже испанцам было известно, что «ересь» (то есть нидерландский кальвинизм) способствует «развитию торгового духа»…
Уже те немногие, которые были здесь приведены, с полной очевидностью свидетельствуют об одном и том же: «дух трудовой деятельности», «прогресса» и пр., пробуждение которого обычно приписывают протестантизму, не следует понимать как . «.радость жизни» и вообще придавать этому понятию «просветительский» смысл, как это обычно делают в наши дни. Протестантизм Лютера, Кальвина, Нокса и Фоэта был весьма далек от того, что теперь именуют «прогрессом».
(Продолжение следует)
Каримов Анваржон - Ким кимдир? - Who is Who?
