Тошкент вақти - 
Журнал Ҳаракат
№4 (25) 2000. Инсон хаклари
Аннакилич Мамедов -
Собик тадбиркорнинг хотиралари (рус)
Воспоминания бывшего предпринимателя
От редакции: Масштабы пыток и издевательств над заключенными в пенитенциарных учреждениях Узбекистана намного превышают масштабов пыток и издевательств над заключенными в таких же учреждениях Туркменистана. Более того, в арсенале палачей пенитенциарных учреждений Узбекистана имеются пытки, от которых, вероятно, стынет кровь даже у палачей средневековья.
Хотя статья «Воспоминания бывшего предпринимателя» написана гражданином соседной с Узбекистаном страны, но прочитав ее вы можете получить представление и о тех страшных условиях, в которых находятся заключенные в пенитенциарных учреждениях Узбекистана.
В Ашхабаде он занялся предпринимательской деятельностью и достиг значительных успехов, открыв автосалон по оказанию сервисных услуг. Однако, это долго не продлилось. Заместитель министра внутренних дел стал требовать у предпринимателя взятку. Поначалу он отобрал у предпринимателя американский автомобиль стоимостью 20.000 долларов США, а затем потребовал выплачивать ему со своих ежемесячных заработков пай. Так как предприниматель ослушался его он засадил его (предпринимателя) на семь лет. Просидев несколько лет и выйдя на свободу предприниматель вновь решил заняться бизнесом, но ему не позволили. Против него вновь возбудили уголовное дело и объявили в розыск по территории стран СНГ. Сейчас он тайно от властей Туркменистана проживает в Москве. Ниже вы познакомитесь с воспоминаниями о ужасных пытках и несправедливости бывшего предпринимателя, что он лично испытал на себе.
--------------------------------------------------------------------------------
Я пишу истинную правду, так как желаю, чтобы никто, подобно мне, не испытал ужасов туркменских тюремных застенков. Многие мои соотечественники мучают себя вопросом, каким образом мы доверили охранять свою жизнь, свободу людям, которые всю страну превратили в колонию строгого режима.
Руководство Туркменистана уверяет, что в стране достаточно условий и народ живет счастливо, в то время как большинство граждан пребывает в заключении в тюрьмах и лагерях, а живущие по другую сторону колючей проволоки мучаются мыслями как спасти от голода себя и собственных детей. Это не в коей мере не волнует властьимущих.
Во время пребывания в СИЗО (следственный изолятор) и в колонии строгого режима, я насмотрелся таких ужасов, что невозможно выразить и словами. Это можно сравнить лишь с пытками в застенках фашистких концлагерей и здесь я понял, что жизнь человеческая не стоит и ломанного гроша. Условия в которых пребывают заключенные не отвечают никаким требованиям прав человека. Всем известно, что климат в Туркменистане довольно жаркий, иногда даже в тени температура достигает 500 С. СИЗО предназначено для 400 - 500 заключенных. Когда меня заключили в СИЗО там было 2500 заключенных. Камера, в которой находился я была расчитана на 10 человек, в то время в ней находилось 64 человека. Люди чувствовали себя в ней как в рыба в консервной банке, вплоть до того, что не было места стоять по стойке смирно. С потолка стекают капли пота, воздуха не хватает. В эти минуты я вспоминал родителей, жену с детьми и мысленно с ними прощался, прощался с жизнью. Я был в таком тяжелом состоянии, что не понимал что вокруг происходит, у меня на это не было сил. В камере было настолько жарко и душно, что некоторые, в особенности старики, не выдерживали и умирали. Я первый раз в жизни видел, как задыхаясь, люди умирали от жары. С тела льется вонючий пот, все тело в синяках, нары в крови, и в то же время тебя беспрестанно мучают клопы. Все это мне казалось страшным сном, будто на самом деле такого не может происходить, однако, этот страшный сон повторялся изо дня в день.
Меня пересадили в другую камеру. Здесь условия были немного лучше. Людей поменьше и нет клопов, но как и прежде заключенные умирают, подвергаются пыткам и воздуха не хватало. Каждую ночь из соседних камер слышались стоны с просьбой о помощи, и не вынеся пыток и условий умирали от жажды. Летом в камере умирали по одному, иногда по два человека. В неделю раз в СИЗО приходили омоновцы. Они по одному выводили заключенных во двор и избивали их до бессознательного состояния. После того, как прошло ровно десять дней со дня моего заключения в СИЗО, меня позвали в кабинет следователя на допрос.
Как известно в тюрьмах есть своя (внутренняя) почта, из которой я узнал, что все документы по моей фирме изъяты, а следователь думал не только как убрать меня, но и как уничтожить мою семью. Меня настолько отдалили от внешнего мира, что я даже не мог встретиться со своим адвокатом наедине, при встречах обязательно присутствовал следователь. Сидя в застенках я пришел к мнению, что для общества не столь опасны люди, сидящие в тюрьме, сколь опасны те, кто их охраняет. Я не могу сказать, что в тюрьмах Туркменистана сидят безгрешные люди. Среди них есть такие подонки, которых мало расстрелять. Однако, больше невинных.
О работниках СИЗО можно сказать, что они наркоманы, мздоимцы, мошенники, а более всего убийцы и насильники. Иногда по ночам доносятся стоны и крики насилуемых и избиваемых женщин. Я сам несколько раз был свидетелем, как надсмотрщики подсматривали с вожделением в женские камеры, в которых ее обитатели, не выдержав жары, снимали с себя одежды.
Я никогда не забуду молодую заключенную женщину, родившую в тюрьме летом 1995 года. Администрация тюрьмы позволила ей прогуливаться свободно по двору тюрьмы, чтобы ребенок от жары не задохнулся. Когда эта женщина с высохшей грудью и ребенком на руках приближалась к нашей камере, я не мог сдержать слез. Кто-то давал ей фрукты, кто-то - сгущенное молоко. Она от стыда прятала свои глаза, но брала все, что ей давали и уходила. Это была туркменская девушка. Это был первый ее ребенок. Сюда же ее посадили из-за того, что она вместе со своей матерью продавала семечки в не положенном месте. Она попала в этот ад из-за того, что не приняла всерьез предупреждения миллиционеров.
Но самое незабываемое и страшное я пережил в ночь на 16 июля 1995 г. Было не в меру жарко. Снаружи было 500, , а в камере даже страшно и представить. Представьте себе, ведь все, кто содержится в СИЗО еще не преступники, их вина еще не доказана и суд пока еще не вынес приговора. И учитывая стоящую жару они могли бы улучшить условия в СИЗО до вынесения приговора, к сожалению эти людоеды и убийцы были заняты своим грязным делом. Все началось около 11 часов ночи. Мы из коридора услышали крики: «Свобода!», «Свобода!». До этого 12 июля в Ашхабаде прошли антиправительственные митинги. Люди требовали прекратить террор, аресты и расстрелы против собственного народа. Власти же их арестовали, избили до полусмерти, сломали, а на следующий день объявили будто «банда наркоманов учинила в городе беспорядки» (В Туркменистане, кто не согласен с политикой правительства объявляется наркоманом и пьяницей. Только я никак не припомню, чтобы в какой-либо стране наркоманы выходили на политическую демонстрацию). Открыли и нашу камеру и мы увидели, что все камеры на первом этаже СИЗО были открыты, а заключенные ходят по коридору туда-сюда, был беспорядок и ничего нельзя было понять. Дело оказалось в том, что арестанты из 22 камеры не могли вынести этих чудовищных условий. Они не были ни специальным блоком, ни приговоренными к смертной казни. Им надоело каждый день выносить трупы, не выдержавших жары людей из камеры и у них был нервный срыв. Как стало известно мне, кому-то в камере стало плохо и арестанты позвали надсмотрщика и попросили оказать медицинскую помощь. Когда камеру открыли, кто-то из арестованных набросился на надсмотрщика и повалил его на землю и отнял ключи. Они завязали надсмотрщика и открыли камеру смертников, женскую камеру и все другие камеры.
Никто не мог сообразить откуда свалилась на них эта свобода, кто их освободил. Через десять минут раздались звуки выстрелов и крики и арестанты побежали по камерам, и многие в этой сутолоке перепутали свои камеры. Арестанты не оказали никакого сопротивления тюремным надсмотрщикам. Я никак не могу придти в себя после той страшной ночи. Арестантов выводили из камер и убивали. У меня до сих пор стоят в ушах стоны (мольба), полные страха. «21» камера была рядом с нашей. Больше всех мучили арестантов этой камеры. Людей избивали до такой степени, что мясо отделялось от костей. Чтобы не слышать страшных голосов заключенных мы затыкали уши. Особенно омоновцы не жалели тех, кто спутал свои камеры. Их поднимали за руки и за ноги и били об бетон.
Вокруг все было в крови, лежали волосы вырванные с кусками кожи. Многие не вынеся этих зверств убивали себя, вводя шприцем в кровь мочу. Были и такие случаи, что часть заключенных, когда омоновцы открывали дверь теряли сознание, а отдельные не приходя в себя умирали. За двое суток погибло 26 человек. Когда их выводили по-одному во двор для избиения они прощались друг с другом, и просили известить родственников и никак не верили в то, что вернутся живыми.
Заключенные подвергали избиениям примерно в течение трех дней, в эти дни никого в СИЗО из посторонних не пускали. Заключенных избивали до смерти и до полусмерти. Ломали им руки, ребра, позвоночники. Заключенные просили пощады , просили и умоляли не убивать их. Все это я видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Ночью, около 10 часов 17 июля меня из камеры вывели омоновцы. Мною овладели страх и ужас. Сокамерники молча попрощались со мной. Они повели меня по коридору, в сторону санчасти. Приближаясь, я увидел за забором груды трупов в крови. В каком состоянии я в это время пребывал, я объяснить не могу. Мне стало трудно дышать и меня всего трясло. Я предполагал, что меня также убьют, как и этих людей.
На мое счастье, мы прошли это место и меня ввели в комнату, наполненную свежим и прохладным воздухом от работающего кондиционера, и за столом я увидел довольного собой моего следователя. Его первые слова были следующими: «Ну, что ты согласишься с моими условиями, или хочешь лежать среди этих трупов?» Все мое тело покрылось холодным потом. Мой ответ решил не только мою судьбу, но и жизнь. Омоновцы по одному слову следователя могли сделать со мной все, что им заблагорасудится. Я сказал следователю, что очень плохо себя чувствую и попросил его перенести допрос на другой день и провести его с участием моего адвоката. Он согласился. Я никогда не торопился вновь вернутся в камеру, как тогда. Я хотел быстрее отдалиться от груды трупов и удалиться от омоновцев в камеру к сокамерникам. Они очень обрадовались увидев меня живым, и сказали, что если я до утра не вернусь, то хотели сообщить моим родственникам о том, что я умер. Моими сокамерниками были интеллегентные люди: бывший руководитель предприятия, военные, предприниматели, и даже один заместитель министра. Прошло несколько дней и я немного успокоился; меня вызвали на допрос. Увидев там своего адвоката, я успокоился, что в отношении меня не будет применена сила.
Ежегодно, накануне Дня Независимости 27 октября Президент выпускает Указ об амнистии. К этому времени я уже просидел полгода и должен был подвергнуться амнистии. Перед выходом приказа об амнистии следователь «добавил» мне еще две статьи. С этим мне «не светила» амнистия и меру наказания увеличили до 10 лет. Нисколько я не верил, что буду прощен и освобожусь из этого ада. После этого настроение у меня совсем упало; я отказался от допроса, и подписал подготовленные документы и попросил вернуть меня в камеру. Единственная надежда у меня была на суд, так как кроме устных показаний никаких улик, доказывающих мою вину не было.
По истечении 1,5 месяцев началось судебное разбирательство. На первом же судебном заседании я уверовал, что суд справедливым не будет. Никто даже не обратил внимания на слова адвоката. Хотя я настоятельно требовал допроса свидетелей, их суд не заслушивал. Судья даже не хотел слушать мои требования. Мне назначили срок лишения свободы 7 лет. Я был в ответе за преступления, которые не совершал. Я ранее не был судим, имел хорошую работу, семью, у меня было четверо маленьких детей. Такое, вероятно, может случиться только в Туркменистане - отвечать за преступления, которые не совершал.
До вынесения приговора я целый год провел в СИЗО, я физически и морально был сломлен. Мне казалось, что я не переживу этого лета. Осенью и зимой можно легче дышать. Наша камера была рядом с камерой смертников. Видеть ежедневно как с ними жестоко обращались было тяжело. Некоторые из них умирали раньше приведения приговора к исполнению. Хотя некоторые из них были осуждены несправедливо, мне не понятно, как можно так по зверски издеваться над людьми и так приговоренными к смерти.
Когда меня перевели в колонию, у меня закружилась голова от возможности свободно дышать и повело из стороны в сторону. Здесь также, вместо положенных 500 человек, содержалось 3000 человек. Здесь были также тяжелые условия, не отвечающие никаким санитарным нормам. Люди голыми лежали на бетонном полу, кормили их настоящими помоями. Заключенные болели туберкулезом, желудочно-кишечными заболеваниями и желтухой. Туалеты переполнены, от назойливых мух никуда не спрятаться. Летом ты лишен воды, зимою - электричества. Ты был приговорен мучиться летом от жары, зимой - от холода.
Бедная моя мама! Куда она только не обращалась с просьбой о пересмотре моего дела. Все было по-напрасну. Я сколько раз просил ее не заниматься напрасно этим делом. Но мать, все равно мать. Она искала справедливости. Хорошо, что из-за ее жалоб мне не прибавили срок. Было и так, когда родственники жаловались на несправедливость суда, заключенному добавляли срок. То есть, если подсудимый был осужден на 10 лет, то ему продлевали срок до 15 лет, а если он был приговорен к 15 годам, то его в дальнейшем приговаривали к расстрелу. В тюрьме заключенные становятся либо болеют, либо становятся наркоманами, 80 % заключенных употребляют наркотики. Не хватает пищи, которую пищей и не назовешь. Многие умирают от голода.
Но моя мама любыми путями приносила мне лекарства и еду. В заключении самое главное - здоровье. Там ты можешь умереть от элементарной простуды; до тебя никому нет дела. По-началу те, к кому никто не приходит (они составляют большинство), чтобы не умереть с голоду ловили собак и кошек и ели их. За кусок хлеба они готовы выполнять любую работу. Были случаи, когда они предлагали свои услуги, подобно женщинам. Администрация тюрьмы постоянно издевается над заключенными, пугают, не дают сказать и слова. По-моему, только в Туркменистане работники органов внутренних дел содержатся вместе с другими преступниками. Они так издеваются над своими коллегами, что уму не постижимо.
Летом 1996 г., дав взятку руководству тюрьмы, я уговорил их отправить меня в больницу. От тех, кто побывал в больнице, я слышал, что условия там лучше, чем в тюрьме. Можно чаще видеться с родными, получать посылки. Но мне очень тяжело вспоминать эти дни. В эту больницу привозят больных со всех тюрем и лагерей Туркменистана. Здесь не проводится никакого лечения. Лекарства только покупаются. К вечеру машина со всех отделений собирает трупы. Люди лежат там подобно трупам, одолеваемые натиском назойливых мух. Однажды еще живому человеку завязали руки и ноги. Тогда один из заключенных сказал, что нехорошо поступать подобным образом, ему ответили - ничего не случится, все равно он до вечера умрет.
Тюремная больница расположена в г. Мары, рядом с городской тюрьмой. Когда я находился в больнице, заключенные Марыйской тюрьмы подняли бунт. По рассказам очевидцев они взяли в залог надзирателя и потребовали, чтобы их дела были пересмотрены и что при этом должны присутствовать зарубежные журналисты. Положение приговоренных к смерти в Марыйской тюрьме еще хуже, чем в Ашхабадской. Во времена СССР расстрельных приголворов было мало, камеры были расчитаны на два человека. Сейчас в таких камерах содержится по 17 - 20 человек (как в 1000 сауне).
Бунт был жестоко подавлен. Это было еще ужаснее, чем в 1995 г. в Ашхабаде. Расстреливали не разбираясь: виноват, не виноват. Как тяжко видеть груды трупов. Приговоренных избивали до смерти, некоторые не вынеся сами парикмахерским лезвием перерезали себе горло. В этот день, вечером в хирургическое отделение больницы привезли сильно избитых двух заключенных, но никто к ним и не подошел. К утру они скончались. Меня вновь вернули в тюрьму. Теперь мне тюрьма показалась лучшим местом, чем больница. Теперь в тюрьме почти не осталось отъявленных преступников (их уничтожили), в основном, это были интеллегенция и трудящиеся, не согласные с порядками С.Ниязова.
Не могу вспомнить точно, но по-моему летом 1997 г. тюрьму начали приводить в порядок; работали днем и ночью; красили, белили, заасфальтировали дорожки. Даже почистили одну из туалетных (на всю уборку ушло около 10 дней). Я узнал от работников тюрьмы, что в нашу тюрьму собирается приехать Комиссия при ООН по правам человека, которая на месте собирается изучить жалобы заключенных на администрацию тюрьмы. Многие заключенные радовались тому, что появляется надежда доказать свою невиновность и освободиться из этого ада. Однако, чуда не произошло. Они предполагали, что передадут письменные заявления через представителя ООН о себе, о том как они попали в тюрьму.
Однако этого не произошло. На утренней пароверке нас предупредили, что если кто из нас подойдет к представителю, то в тот же день распрощается с жизнью. Но люди готовы были и погибнуть, лишь бы их выслушали. Однако администрация тюрьмы приняла меры предосторожности; солдаты и омоновцы согнали всех заключенных, как баранов в клуб и закрыли их там. Оставили несколько людей, которые выглядели неплохо. Посадили их за швейную машинку и показали, что тот занят работой. Одетые во все белое повара принесли несколько блюд (впоследствии их никто больше не видел). Тяжело больных куда-то вывезли. Вообщем, занимались очковтирательством.
Клуб со всех сторон сторожили солдаты и омоновцы. Клуб был расчитан на 400-500 человек, а впихнули нас туда более 2 тысяч человек. Никто из заключенных комиссию и не видел. Окна и двери клуба были плотно закрыты. В помещении клуба было настолько душно, что многие потеряли сознание, так как среди заключенных были много людей престарелого возраста и больные. Многие говорили, что лучше эта комиссия и не приезжала бы, так как никакого толка от этого не было. Заключенные около 5 часов мучались в этой душегубке.
Благодаря стараниям матери в конце 1999 года я вышел на свободу и тот час уехал в Москву. Распродав все, что можно продать, и заняв деньги у знакомых, мать собрала необходимую сумму и вручила начальнику колонии.
Хотя я уже полгода на свободе, но до сих пор меня мучают ночные кошмары. Иногда мне кажется, что я побывал в аду и этот ад находится в Туркменистане.
Аннаклыч МАМЕДОВ
От редакции: Масштабы пыток и издевательств над заключенными в пенитенциарных учреждениях Узбекистана намного превышают масштабов пыток и издевательств над заключенными в таких же учреждениях Туркменистана. Более того, в арсенале палачей пенитенциарных учреждений Узбекистана имеются пытки, от которых, вероятно, стынет кровь даже у палачей средневековья.
Хотя статья «Воспоминания бывшего предпринимателя» написана гражданином соседной с Узбекистаном страны, но прочитав ее вы можете получить представление и о тех страшных условиях, в которых находятся заключенные в пенитенциарных учреждениях Узбекистана.
В Ашхабаде он занялся предпринимательской деятельностью и достиг значительных успехов, открыв автосалон по оказанию сервисных услуг. Однако, это долго не продлилось. Заместитель министра внутренних дел стал требовать у предпринимателя взятку. Поначалу он отобрал у предпринимателя американский автомобиль стоимостью 20.000 долларов США, а затем потребовал выплачивать ему со своих ежемесячных заработков пай. Так как предприниматель ослушался его он засадил его (предпринимателя) на семь лет. Просидев несколько лет и выйдя на свободу предприниматель вновь решил заняться бизнесом, но ему не позволили. Против него вновь возбудили уголовное дело и объявили в розыск по территории стран СНГ. Сейчас он тайно от властей Туркменистана проживает в Москве. Ниже вы познакомитесь с воспоминаниями о ужасных пытках и несправедливости бывшего предпринимателя, что он лично испытал на себе.
--------------------------------------------------------------------------------
Я пишу истинную правду, так как желаю, чтобы никто, подобно мне, не испытал ужасов туркменских тюремных застенков. Многие мои соотечественники мучают себя вопросом, каким образом мы доверили охранять свою жизнь, свободу людям, которые всю страну превратили в колонию строгого режима.
Руководство Туркменистана уверяет, что в стране достаточно условий и народ живет счастливо, в то время как большинство граждан пребывает в заключении в тюрьмах и лагерях, а живущие по другую сторону колючей проволоки мучаются мыслями как спасти от голода себя и собственных детей. Это не в коей мере не волнует властьимущих.
Во время пребывания в СИЗО (следственный изолятор) и в колонии строгого режима, я насмотрелся таких ужасов, что невозможно выразить и словами. Это можно сравнить лишь с пытками в застенках фашистких концлагерей и здесь я понял, что жизнь человеческая не стоит и ломанного гроша. Условия в которых пребывают заключенные не отвечают никаким требованиям прав человека. Всем известно, что климат в Туркменистане довольно жаркий, иногда даже в тени температура достигает 500 С. СИЗО предназначено для 400 - 500 заключенных. Когда меня заключили в СИЗО там было 2500 заключенных. Камера, в которой находился я была расчитана на 10 человек, в то время в ней находилось 64 человека. Люди чувствовали себя в ней как в рыба в консервной банке, вплоть до того, что не было места стоять по стойке смирно. С потолка стекают капли пота, воздуха не хватает. В эти минуты я вспоминал родителей, жену с детьми и мысленно с ними прощался, прощался с жизнью. Я был в таком тяжелом состоянии, что не понимал что вокруг происходит, у меня на это не было сил. В камере было настолько жарко и душно, что некоторые, в особенности старики, не выдерживали и умирали. Я первый раз в жизни видел, как задыхаясь, люди умирали от жары. С тела льется вонючий пот, все тело в синяках, нары в крови, и в то же время тебя беспрестанно мучают клопы. Все это мне казалось страшным сном, будто на самом деле такого не может происходить, однако, этот страшный сон повторялся изо дня в день.
Меня пересадили в другую камеру. Здесь условия были немного лучше. Людей поменьше и нет клопов, но как и прежде заключенные умирают, подвергаются пыткам и воздуха не хватало. Каждую ночь из соседних камер слышались стоны с просьбой о помощи, и не вынеся пыток и условий умирали от жажды. Летом в камере умирали по одному, иногда по два человека. В неделю раз в СИЗО приходили омоновцы. Они по одному выводили заключенных во двор и избивали их до бессознательного состояния. После того, как прошло ровно десять дней со дня моего заключения в СИЗО, меня позвали в кабинет следователя на допрос.
Как известно в тюрьмах есть своя (внутренняя) почта, из которой я узнал, что все документы по моей фирме изъяты, а следователь думал не только как убрать меня, но и как уничтожить мою семью. Меня настолько отдалили от внешнего мира, что я даже не мог встретиться со своим адвокатом наедине, при встречах обязательно присутствовал следователь. Сидя в застенках я пришел к мнению, что для общества не столь опасны люди, сидящие в тюрьме, сколь опасны те, кто их охраняет. Я не могу сказать, что в тюрьмах Туркменистана сидят безгрешные люди. Среди них есть такие подонки, которых мало расстрелять. Однако, больше невинных.
О работниках СИЗО можно сказать, что они наркоманы, мздоимцы, мошенники, а более всего убийцы и насильники. Иногда по ночам доносятся стоны и крики насилуемых и избиваемых женщин. Я сам несколько раз был свидетелем, как надсмотрщики подсматривали с вожделением в женские камеры, в которых ее обитатели, не выдержав жары, снимали с себя одежды.
Я никогда не забуду молодую заключенную женщину, родившую в тюрьме летом 1995 года. Администрация тюрьмы позволила ей прогуливаться свободно по двору тюрьмы, чтобы ребенок от жары не задохнулся. Когда эта женщина с высохшей грудью и ребенком на руках приближалась к нашей камере, я не мог сдержать слез. Кто-то давал ей фрукты, кто-то - сгущенное молоко. Она от стыда прятала свои глаза, но брала все, что ей давали и уходила. Это была туркменская девушка. Это был первый ее ребенок. Сюда же ее посадили из-за того, что она вместе со своей матерью продавала семечки в не положенном месте. Она попала в этот ад из-за того, что не приняла всерьез предупреждения миллиционеров.
Но самое незабываемое и страшное я пережил в ночь на 16 июля 1995 г. Было не в меру жарко. Снаружи было 500, , а в камере даже страшно и представить. Представьте себе, ведь все, кто содержится в СИЗО еще не преступники, их вина еще не доказана и суд пока еще не вынес приговора. И учитывая стоящую жару они могли бы улучшить условия в СИЗО до вынесения приговора, к сожалению эти людоеды и убийцы были заняты своим грязным делом. Все началось около 11 часов ночи. Мы из коридора услышали крики: «Свобода!», «Свобода!». До этого 12 июля в Ашхабаде прошли антиправительственные митинги. Люди требовали прекратить террор, аресты и расстрелы против собственного народа. Власти же их арестовали, избили до полусмерти, сломали, а на следующий день объявили будто «банда наркоманов учинила в городе беспорядки» (В Туркменистане, кто не согласен с политикой правительства объявляется наркоманом и пьяницей. Только я никак не припомню, чтобы в какой-либо стране наркоманы выходили на политическую демонстрацию). Открыли и нашу камеру и мы увидели, что все камеры на первом этаже СИЗО были открыты, а заключенные ходят по коридору туда-сюда, был беспорядок и ничего нельзя было понять. Дело оказалось в том, что арестанты из 22 камеры не могли вынести этих чудовищных условий. Они не были ни специальным блоком, ни приговоренными к смертной казни. Им надоело каждый день выносить трупы, не выдержавших жары людей из камеры и у них был нервный срыв. Как стало известно мне, кому-то в камере стало плохо и арестанты позвали надсмотрщика и попросили оказать медицинскую помощь. Когда камеру открыли, кто-то из арестованных набросился на надсмотрщика и повалил его на землю и отнял ключи. Они завязали надсмотрщика и открыли камеру смертников, женскую камеру и все другие камеры.
Никто не мог сообразить откуда свалилась на них эта свобода, кто их освободил. Через десять минут раздались звуки выстрелов и крики и арестанты побежали по камерам, и многие в этой сутолоке перепутали свои камеры. Арестанты не оказали никакого сопротивления тюремным надсмотрщикам. Я никак не могу придти в себя после той страшной ночи. Арестантов выводили из камер и убивали. У меня до сих пор стоят в ушах стоны (мольба), полные страха. «21» камера была рядом с нашей. Больше всех мучили арестантов этой камеры. Людей избивали до такой степени, что мясо отделялось от костей. Чтобы не слышать страшных голосов заключенных мы затыкали уши. Особенно омоновцы не жалели тех, кто спутал свои камеры. Их поднимали за руки и за ноги и били об бетон.
Вокруг все было в крови, лежали волосы вырванные с кусками кожи. Многие не вынеся этих зверств убивали себя, вводя шприцем в кровь мочу. Были и такие случаи, что часть заключенных, когда омоновцы открывали дверь теряли сознание, а отдельные не приходя в себя умирали. За двое суток погибло 26 человек. Когда их выводили по-одному во двор для избиения они прощались друг с другом, и просили известить родственников и никак не верили в то, что вернутся живыми.
Заключенные подвергали избиениям примерно в течение трех дней, в эти дни никого в СИЗО из посторонних не пускали. Заключенных избивали до смерти и до полусмерти. Ломали им руки, ребра, позвоночники. Заключенные просили пощады , просили и умоляли не убивать их. Все это я видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Ночью, около 10 часов 17 июля меня из камеры вывели омоновцы. Мною овладели страх и ужас. Сокамерники молча попрощались со мной. Они повели меня по коридору, в сторону санчасти. Приближаясь, я увидел за забором груды трупов в крови. В каком состоянии я в это время пребывал, я объяснить не могу. Мне стало трудно дышать и меня всего трясло. Я предполагал, что меня также убьют, как и этих людей.
На мое счастье, мы прошли это место и меня ввели в комнату, наполненную свежим и прохладным воздухом от работающего кондиционера, и за столом я увидел довольного собой моего следователя. Его первые слова были следующими: «Ну, что ты согласишься с моими условиями, или хочешь лежать среди этих трупов?» Все мое тело покрылось холодным потом. Мой ответ решил не только мою судьбу, но и жизнь. Омоновцы по одному слову следователя могли сделать со мной все, что им заблагорасудится. Я сказал следователю, что очень плохо себя чувствую и попросил его перенести допрос на другой день и провести его с участием моего адвоката. Он согласился. Я никогда не торопился вновь вернутся в камеру, как тогда. Я хотел быстрее отдалиться от груды трупов и удалиться от омоновцев в камеру к сокамерникам. Они очень обрадовались увидев меня живым, и сказали, что если я до утра не вернусь, то хотели сообщить моим родственникам о том, что я умер. Моими сокамерниками были интеллегентные люди: бывший руководитель предприятия, военные, предприниматели, и даже один заместитель министра. Прошло несколько дней и я немного успокоился; меня вызвали на допрос. Увидев там своего адвоката, я успокоился, что в отношении меня не будет применена сила.
Ежегодно, накануне Дня Независимости 27 октября Президент выпускает Указ об амнистии. К этому времени я уже просидел полгода и должен был подвергнуться амнистии. Перед выходом приказа об амнистии следователь «добавил» мне еще две статьи. С этим мне «не светила» амнистия и меру наказания увеличили до 10 лет. Нисколько я не верил, что буду прощен и освобожусь из этого ада. После этого настроение у меня совсем упало; я отказался от допроса, и подписал подготовленные документы и попросил вернуть меня в камеру. Единственная надежда у меня была на суд, так как кроме устных показаний никаких улик, доказывающих мою вину не было.
По истечении 1,5 месяцев началось судебное разбирательство. На первом же судебном заседании я уверовал, что суд справедливым не будет. Никто даже не обратил внимания на слова адвоката. Хотя я настоятельно требовал допроса свидетелей, их суд не заслушивал. Судья даже не хотел слушать мои требования. Мне назначили срок лишения свободы 7 лет. Я был в ответе за преступления, которые не совершал. Я ранее не был судим, имел хорошую работу, семью, у меня было четверо маленьких детей. Такое, вероятно, может случиться только в Туркменистане - отвечать за преступления, которые не совершал.
До вынесения приговора я целый год провел в СИЗО, я физически и морально был сломлен. Мне казалось, что я не переживу этого лета. Осенью и зимой можно легче дышать. Наша камера была рядом с камерой смертников. Видеть ежедневно как с ними жестоко обращались было тяжело. Некоторые из них умирали раньше приведения приговора к исполнению. Хотя некоторые из них были осуждены несправедливо, мне не понятно, как можно так по зверски издеваться над людьми и так приговоренными к смерти.
Когда меня перевели в колонию, у меня закружилась голова от возможности свободно дышать и повело из стороны в сторону. Здесь также, вместо положенных 500 человек, содержалось 3000 человек. Здесь были также тяжелые условия, не отвечающие никаким санитарным нормам. Люди голыми лежали на бетонном полу, кормили их настоящими помоями. Заключенные болели туберкулезом, желудочно-кишечными заболеваниями и желтухой. Туалеты переполнены, от назойливых мух никуда не спрятаться. Летом ты лишен воды, зимою - электричества. Ты был приговорен мучиться летом от жары, зимой - от холода.
Бедная моя мама! Куда она только не обращалась с просьбой о пересмотре моего дела. Все было по-напрасну. Я сколько раз просил ее не заниматься напрасно этим делом. Но мать, все равно мать. Она искала справедливости. Хорошо, что из-за ее жалоб мне не прибавили срок. Было и так, когда родственники жаловались на несправедливость суда, заключенному добавляли срок. То есть, если подсудимый был осужден на 10 лет, то ему продлевали срок до 15 лет, а если он был приговорен к 15 годам, то его в дальнейшем приговаривали к расстрелу. В тюрьме заключенные становятся либо болеют, либо становятся наркоманами, 80 % заключенных употребляют наркотики. Не хватает пищи, которую пищей и не назовешь. Многие умирают от голода.
Но моя мама любыми путями приносила мне лекарства и еду. В заключении самое главное - здоровье. Там ты можешь умереть от элементарной простуды; до тебя никому нет дела. По-началу те, к кому никто не приходит (они составляют большинство), чтобы не умереть с голоду ловили собак и кошек и ели их. За кусок хлеба они готовы выполнять любую работу. Были случаи, когда они предлагали свои услуги, подобно женщинам. Администрация тюрьмы постоянно издевается над заключенными, пугают, не дают сказать и слова. По-моему, только в Туркменистане работники органов внутренних дел содержатся вместе с другими преступниками. Они так издеваются над своими коллегами, что уму не постижимо.
Летом 1996 г., дав взятку руководству тюрьмы, я уговорил их отправить меня в больницу. От тех, кто побывал в больнице, я слышал, что условия там лучше, чем в тюрьме. Можно чаще видеться с родными, получать посылки. Но мне очень тяжело вспоминать эти дни. В эту больницу привозят больных со всех тюрем и лагерей Туркменистана. Здесь не проводится никакого лечения. Лекарства только покупаются. К вечеру машина со всех отделений собирает трупы. Люди лежат там подобно трупам, одолеваемые натиском назойливых мух. Однажды еще живому человеку завязали руки и ноги. Тогда один из заключенных сказал, что нехорошо поступать подобным образом, ему ответили - ничего не случится, все равно он до вечера умрет.
Тюремная больница расположена в г. Мары, рядом с городской тюрьмой. Когда я находился в больнице, заключенные Марыйской тюрьмы подняли бунт. По рассказам очевидцев они взяли в залог надзирателя и потребовали, чтобы их дела были пересмотрены и что при этом должны присутствовать зарубежные журналисты. Положение приговоренных к смерти в Марыйской тюрьме еще хуже, чем в Ашхабадской. Во времена СССР расстрельных приголворов было мало, камеры были расчитаны на два человека. Сейчас в таких камерах содержится по 17 - 20 человек (как в 1000 сауне).
Бунт был жестоко подавлен. Это было еще ужаснее, чем в 1995 г. в Ашхабаде. Расстреливали не разбираясь: виноват, не виноват. Как тяжко видеть груды трупов. Приговоренных избивали до смерти, некоторые не вынеся сами парикмахерским лезвием перерезали себе горло. В этот день, вечером в хирургическое отделение больницы привезли сильно избитых двух заключенных, но никто к ним и не подошел. К утру они скончались. Меня вновь вернули в тюрьму. Теперь мне тюрьма показалась лучшим местом, чем больница. Теперь в тюрьме почти не осталось отъявленных преступников (их уничтожили), в основном, это были интеллегенция и трудящиеся, не согласные с порядками С.Ниязова.
Не могу вспомнить точно, но по-моему летом 1997 г. тюрьму начали приводить в порядок; работали днем и ночью; красили, белили, заасфальтировали дорожки. Даже почистили одну из туалетных (на всю уборку ушло около 10 дней). Я узнал от работников тюрьмы, что в нашу тюрьму собирается приехать Комиссия при ООН по правам человека, которая на месте собирается изучить жалобы заключенных на администрацию тюрьмы. Многие заключенные радовались тому, что появляется надежда доказать свою невиновность и освободиться из этого ада. Однако, чуда не произошло. Они предполагали, что передадут письменные заявления через представителя ООН о себе, о том как они попали в тюрьму.
Однако этого не произошло. На утренней пароверке нас предупредили, что если кто из нас подойдет к представителю, то в тот же день распрощается с жизнью. Но люди готовы были и погибнуть, лишь бы их выслушали. Однако администрация тюрьмы приняла меры предосторожности; солдаты и омоновцы согнали всех заключенных, как баранов в клуб и закрыли их там. Оставили несколько людей, которые выглядели неплохо. Посадили их за швейную машинку и показали, что тот занят работой. Одетые во все белое повара принесли несколько блюд (впоследствии их никто больше не видел). Тяжело больных куда-то вывезли. Вообщем, занимались очковтирательством.
Клуб со всех сторон сторожили солдаты и омоновцы. Клуб был расчитан на 400-500 человек, а впихнули нас туда более 2 тысяч человек. Никто из заключенных комиссию и не видел. Окна и двери клуба были плотно закрыты. В помещении клуба было настолько душно, что многие потеряли сознание, так как среди заключенных были много людей престарелого возраста и больные. Многие говорили, что лучше эта комиссия и не приезжала бы, так как никакого толка от этого не было. Заключенные около 5 часов мучались в этой душегубке.
Благодаря стараниям матери в конце 1999 года я вышел на свободу и тот час уехал в Москву. Распродав все, что можно продать, и заняв деньги у знакомых, мать собрала необходимую сумму и вручила начальнику колонии.
Хотя я уже полгода на свободе, но до сих пор меня мучают ночные кошмары. Иногда мне кажется, что я побывал в аду и этот ад находится в Туркменистане.
Аннаклыч МАМЕДОВ
